— Топить проблемы в алкоголе — последнее дело.

— Это ты от своей психологини нахватался? Или собственный горький опыт?

На столе стоят бутылка, стаканы, графин — все как положено в вагончике для особых персон за двести километров от цивилизации. А еще две кровати, душ, раковина, зеркало, на полу ковролин, а на стене картина с оленем.

Оленей здесь и так хватает. Двое есть точно.

— Ты мою психологиню не трогай, я дурак, мог быть счастлив еще год назад, если бы тоже, вот как ты, не сделал выводы.

— О да, я смотрю, у нас дело к свадьбе? Не думаю, конечно, что такая женщина, как Тамара, поедет с тобой на край света, но хочу на это посмотреть.

— А может, и к свадьбе, мне через месяц пятьдесят, женюсь, родим детей, заведем большую собаку, дом у меня уже есть.

— О, товарищи, мы теряем пациента, срочно реанимацию, — открыв бутылку, нюхаю содержимое, пахнет, как назло, ягодами, разливаю по граненым стаканам, за окном бушует метель, а на душе паскудно.

— Я готов потеряться, а вот ты как сыч все жмешься по углам и не можешь нормальных отношений завести, девок меняешь, а они все на одно лицо, тебе не надоело?

— Я не смотрю на их лица. Пей уже, надоел своими нравоучениями все эти дни. И зачем только взял тебя, не понимаю, охранник хренов.

Выпили не чокаясь, алкоголь оказался крепким, даже не ожидал, а закусить даже нечем. В груди горячо, тепло разлилось по всему телу, немного ударяя в голову.

Макс прав, но я ведь не признаю чьей-то правоты, я привык все сам. Мне нужно самому все видеть и слышать, вот я и услышал, да и увидел, но выводы сделал свои. Мне хватило одного раза, когда доверился и пошел на поводу.

— Вот только не грузись и не вспоминай Любу.

— Макс, рот закрой уже.

Вздохнул, разлил еще. Погас верхний свет, погружая нас в темноту, но зажгись тусклые лампочки в бра на стенах.

— Так что?

— Макс, отстань.

Устало прикрыл глаза, вспоминая, как красиво пришел с букетом цветов и как позорно «красиво» ушел, разбив нос гуляющему Славке. Ведь знал, что он ушел от нее, а потом узнал, и как поступил — это уже после разговора с юристом, который если не сломает себе ничего, катаясь на лыжах, то мне придется сломать точно, а еще уволить.

Константин Игоревич утверждал, что все документы в порядке, но я вот сейчас так не считаю. Продажа ресторана, за который Женя так держалась, а потом еще теткиного дома. Приехав туда, она явно не ожидала увидеть нового жильца.

История мутная и запутанная. Нет чтоб разобраться в ней сразу. А с другой стороны — зачем? Мы прекрасно провели время, не давая друг другу обещания и клятвы, но… черт… нет, все не так.

— Как там зовут ее мужа?

— Вячеслав Котов, сорок лет, три года нигде не работает, но живет красиво. Такой же любитель молодых девочек, как ты. Это ведь Фима Шустов предложил купить помещение почти в центре, не помнишь? Очень недорого и очень перспективно.

Точно, Фима, он еще просил завод, а потом резко предложил помещение. Как я это мог забыть? Значит, муж Жени знает Шустова, а Фиме какой в этом навар? Целый детектив получается.

— Приедем, узнаешь все о Шустове и этом Котове. Все до самого дерьма и грамот по физкультуре в третьем классе. И я способен принимать информацию полностью, а не дозировано, как ты это любишь делать.

Макс промолчал, лишь кивнул, мы снова выпили. И правда, отличная настойка, только очень крепкая для нее. Вкус брусники сбивал с нужных мыслей, в груди дрогнуло сердце, все это время гнал от себя мысли о ребенке.

Нет, этого не может быть, я всегда прерывал акт и кончал куда угодно, но только не в женщину. Это, конечно, не стопроцентный вариант, но все же. И я совсем не знаю, чем она занималась два месяца, и почему этот долбаный гуляющий муж знает о беременности, а я нет?

— Ты знал? — спрашиваю строго, не уточняя, о чем мог знать Макс. — Я спрашиваю, ты знал?

— Да, точнее, нет — узнал от Тамары тридцать первого, утром.

— Значит, знал! А сказать не судьба? Ты не думаешь, что это в первую очередь касается меня, а не вас всех, кто играет со мной в молчанку?

— Я должен был проверить.

— Проверил?

— Да. Восемь-девять недель, тут точнее скажут доктора.

Что я почувствовал?

Шок, а еще гнев и злость, что готовы были вырваться наружу и начать крушить все вокруг, а лучше выйти на улицу и орать на метель.

Как она могла не сказать мне об этом? Почему скрыла? По спине прошел озноб, а все нутро сковало страхом. А если бы мы не встретились, я никогда бы не узнал о существовании своего ребенка?

А если скрыла, может, и ребенок не мой?

Хм, как забавно, когда я узнавал о беременности жены дочками, меня накрывала радость, а сейчас мне страшно, что может быть он не мой.

Глава 34

Евгения

— Что ты решила с рестораном?

Тамара лениво помешивает чай в фарфоровой чашке, а я смотрю на ее рисунок и вспоминаю, как разбила блюдце — такое же, на нем были бледные цветы.

Мама долго ругалась, говорила, что это сервиз восемнадцатого века, что он не просто дорогой, а дорог, как память и принадлежал моей прабабушке по линии отца. Но мне тогда было всего лишь пять лет, и о дороговизне я не имела никакого представления.

— Извини, что ты спросила?

— О, все, мать, проехали. Ты не помнишь, когда ждала Марка, тоже была такая тормозная, или это возраст?

— Очень смешно.

— Почему тебя не тошнит? — Тамара, удобно устроившись на кухонном диване, откусывает круассан, пачкая шоколадом губы и пальцы.

— А почему ты не на работе? Уже десятое число, новогодние каникулы закончились, пора вправлять мозг клиентам, а не торчать у меня и не волноваться, что со мной что-то может случиться.

— Я вчера там была, а сегодня отбой по клиентам, банкир один не вернулся с Мальдив, сердечный приступ, любовница молодая вымотала, ну, а он рад стараться, жрет антидепрессанты, виагру и виски, тяжелый случай. А библиотекарша на свидании с твоим Федором. Скажи спасибо, минус одна головная боль.

— Спасибо, но он должен сейчас искать покупателей на ресторанное оборудование, а не бродить по музею.

— Они уехали в монастырь фрески смотреть, прям как в кино.

— Господи.

Пью свой ромашковый чай, который никак не успокаивает, уже десятый день. Столько, сколько не слышно ничего от Дымова, а у Тамары не спрашиваю из принципа. Если она торчит у меня, значит, ее Максим еще в Якутии, там и мой любовник.

Чтоб его волки в лес унесли. Или там тайга?

После обиды, жалости к себе и равнодушия пришла ненависть. Вот мне прям хотелось, чтоб Дымову было больно, чтоб он поскользнулся и сломал руку, нет, ногу, чтоб дома сидел, а не шатался по стране и по бабам.

Это что сейчас такое было? Ревность?

— Так ты все-таки решила все распродать и забыть про ресторан?

— Не ты ли меня этому учила?

— Неплохая идея, но когда Владимир узнает о ребеночке, сделает из твоей столовки элитный ресторан, вот увидишь, или кофейню в европейском стиле вот с такой же вкусной выпечкой.

— Он уже знает. И где сейчас? Что-то я не вижу никого на коленях, как ты говорила, только букетик уже завял.

Ирисы правда завяли, но выкидывать их было жалко. Славка больше не появлялся, но регулярно звонил, я не отвечала. Зато сменила замки, подала на развод через государственный портал, даже оплатила сама госпошлину, теперь осталось только ждать официального подтверждения. Хорошо фамилию менять не надо и все документы.

После подсчета финансов и выплаты всей заработной платы сотрудникам выходило, что прибыли почти нет, но хорошо, что не ушла в минус. Надо срочно продавать мебель и оборудование, но об адвокате, чтоб засадить бывшего мужа за подделку документов, мечтать не приходилось, потому что надо на что-то жить и рожать.

— Не хочу, чтоб он знал, как ты говоришь, о моем ребеночке, это мой ребеночек, и ему он не особо нужен, пусть внучку воспитывает. Я читала о его семье недавно в интернете.